Нет, не родня российской громкой знати
При княжеской фамилии своей,
Родился ты в простой крестьянской хате
И, может, не слыхал про тех князей.

Фамилия - ни в честь она, ни в почесть,
И при любой обычная судьба:
Подрос в семье, отбегал хлеботочец,
А там и время на свои хлеба.

А там и самому ходить в кормильцах,
И не гадали ни отец, ни мать,
Что те князья у них в однофамильцах
За честь почтут хотя бы состоять.

Что сын родной, безгласных зон разведчик,
Там, на переднем космоса краю,
Всемирной славой, первенством навечным
Сам озаглавит молодость свою.

...Загорелись грядою красною
Огоньки над командным пунктом.
Чей-то голос октавой властною
Счёт обратный повел секундам...

"Четыре... Три... Два... Один... Старт!"

Словно замерло вдруг мгновение,
Натянув параллели-нервы,
С небесами принять сражение
Ты в зенит устремился первым.

И твоею надёжной свитою
Став навеки в минуты эти,
Лишь тебе одному завидуют
Все мальчишки на всей планете.

Над Землёй пробивает воздух
Твой могучий корабль пятитонный
Ты - в пути, но не так-то просто
Обмануть старика Ньютона.

Всё, что в этом пути покажется,
Он тебе рассказал заранее...
Ускоренье свинцовой тяжестью
Навалилось тебе на сознание.

Заметались круги зелёные,
И в глазах у тебя померкло,
Только камера телевизионная
Видит все беспощадно, как зеркало.

Для того, чтоб земные жители
Не в придуманном кем-то анапесте,
А в натуре тебя увидели,
В богатырстве твоём и в слабости.

Для того, чтоб из наших буден
Путь прокладывая к победам,
Были к схватке готовы люди,
Что пойдут за тобою следом...

Я первый смерил жизнь обратным счётом.
Я буду беспристрастен и правдив:
Сначала кожа выстрелила потом
И задымилась, поры разрядив.
	
Я затаился и затих, и замер,
Мне показалось, я вернулся вдруг
В бездушье безвоздушных барокамер
И в замкнутые петли центрифуг.
	
Сейчас я стану недвижим и грузен
И погружен в молчанье, а пока
Горн и меха земных газетных кузен
Раздуют это дело на века.
	
Хлестнула память мне кнутом по нервам,
В ней каждый образ был неповторим:
Вот мой дублёр, который мог быть первым,
Который смог впервые стать вторым.
	
Пока что на него не тратят шрифта:
Запас заглавных букв - на одного.
Мы с ним вдвоём прошли весь путь до лифта,
Но дальше я поднялся без него.
	
Вот - тот, который прочертил орбиту,
При мне его в лицо не знал никто.
Все мыслимое было им открыто
И брошено горстями в решето.
	
И, словно из-за дымовой завесы,
Друзей явились лица и семьи:
Они все скоро на страницах прессы
Расскажут биографии свои.
	
Их - всех, с кем вел я доброе соседство,-
Свидетелями выведут на суд.
Обычное мое босое детство
Обуют и в скрижали занесут.
	
Чудное слово "Пуск!" - подобье вопля -
Возникло и нависло надо мной.
Недобро, глухо заворчали сопла
И сплюнули расплавленной слюной.
	
И вихрем чувств пожар души задуло,
И я не смел или забыл дышать.
Планета напоследок притянула,
Прижала, не желая отпускать.
	
Она вцепилась удесятеренно,
Глаза, казалось, вышли из орбит,
И правый глаз впервые удивлённо
Взглянул на левый, веком не прикрыт.
	
Мне рот заткнул - не помню, - крик ли, кляп ли,
Я рос из кресла, как с корнями пень.
Вот сожрала все топливо до капли
И отвалилась первая ступень.
	
Там, подо мной, сирены голосили,
Не знаю, хороня или храня.
А здесь надсадно двигатели взвыли
И из объятий вырвали меня.
	
Приборы на земле угомонились,
Вновь чередом своим пошла весна.
Глаза мои на место возвратились,
Исчезли перегрузки, - тишина.
	
Эксперимент вошел в другую фазу.
Пульс начал реже в датчики стучать.
Я в ночь влетел, минуя вечер, сразу,
И получил команду отдыхать.
	
И неуютно сделалось в эфире,
Но Левитан ворвался в тесный зал -
Он отчеканил громко: "Первый в мире!"
Он про меня хорошее сказал.
	
Я шлем скафандра положил на локоть,
Изрек про самочувствие своё...
Пришла такая приторная легкость,
Что даже затошнило от неё.
	
Шнур микрофона словно в петлю свился,
Стучали в ребра лёгкие, звеня.
Я на мгновенье сердцем подавился -
Оно застряло в горле у меня.
	
Я отдал рапорт весело, на совесть,
Разборчиво и очень делово.
Я думал: вот она и невесомость,
Я вешу нуль, так мало - ничего!
	
Но я не ведал в этот час полёта,
Шутя над невесомостью чудной,
Что от нее кровавой будет рвота
И костный кальций вымоет с мочой.

Всё, что сумел запомнить, я сразу перечислил,
Надиктовал на ленту и даже записал.
Но надо мной парили разрозненные мысли
И стукались боками о вахтенный журнал.
	
Весомых, зримых мыслей я насчитал немало,
И мелкие сновали меж ними чуть плавней,
Но невесомость в весе их как-то уравняла,
Там после разберутся, которая важней.
	
А я ловил любую, какая попадалась,
Тянул её за тонкий невидимый канат.
Вот первая возникла и сразу оборвалась,
Осталось только слово одно: "не виноват".
	
Между "нулем" и "пуском" кому-то показалось,
А может - оператор с испуга записал,
Что я довольно бодро, красуясь даже малость,
Раскованно и браво "Поехали!" - сказал.

Мне нравится, 
как он сказал:
"Поехали!.."
(Лихой ямщик. 
Солома в бороде.) 
Пошло по свету отзвуками, 
эхами, 
рассказами, 
кругами по воде... 

...И Главного конструктора знобило. 
И космодром был 
напряжённо пуст. 
"Поехали!" – 
такое слово 
было. 
Но перед этим прозвучало: 
"Пуск!"

...И сердце билось не внутри, 
а возле. 
И было незнакомо и смешно. 
А он ремень поправил, 
будто вожжи, 
и про себя губами чмокнул: 
"Но-о-о!.." 

И широко, 
размашисто, 
стотонно, 
надежд не оставляя на потом, 
с оттяжкой 
по умытому бетону 
вдруг стегануло 
огненным кнутом! 

И грохнул рёв! 
И забурлила ярость! 
Закрыла небо 
дымная стена... 
Земля вогнулась чуть 
и, 
распрямляясь, 
ракету подтолкнула. 
А она 

во власти 
неожиданного бунта, 
божественному куполу под стать, 
так отрывалась от земли, 
как будто 
раздумывала: 
стоит ли 
взлетать?.. 

И всё-таки она решила: 
"Надо!.."
Запарена, 
по-бабьи – тяжела, 
сейчас 
она 
рожала 
космонавта! 
Единственного. 
Первого... 
Пошла! 

Пошла, родная!.. 
...Дальше было просто. 
Работа. 
И не более того. 
Он медлил, 
отвечая на вопросы, 
не думая, 
что все слова его 

войдут в века, 
подхватятся поэтами, 
забронзовев, 
надоедят глазам... 
Мне нравится, 
как он сказал: 
"Поехали!.."
А главное: 
он сделал, 
как сказал!

Обычным шумом улица полна. 
Идет весна. Рабочий день в разгаре. 
И из Вселенной радиоволна 
Приносит имя русское: Гагарин.

Оно во все врывается края, 
Во все сердца, как ласточка, влетает, 
И мать-земля, дыханье затая, 
Полёт героя-сына наблюдает.

И день обычный праздником цветёт, 
Вся жизнь отныне — сказочный полёт, 
Гигантский шаг космического века. 
С победой, люди! Поздравляю вас!
Свершилось! пробил долгожданный час!
Рванулось к звёздам сердце человека! 

Человек –
в космосе,
человек –
в космосе!
Звездолёт
вырвался
с неземной скоростью.
У него
в корпусе
каждый винт в целости.
Человек
в космосе –
это Пик Смелости!

Не за звон
золота,
а за мир истинный —
в пустоту
холода
он глядит пристально.
Он глядит
молодо –
человек в космосе,
светит
Серп с Молотом
на его компасе.
Больше нет
робости
перед тьмой вечною,
больше нет
пропасти
за тропой Млечною.
Наверху –
ждут ещё:
мир планет светится,
скоро им
в будущем
человек встретится!
Из сопла
проблески
в свет слились
полностью.
Как желты
тропики!
Как белы
полюсы!
Океан вылужен
чешуей
синею,
а Кавказ
выложен
вековым инеем.
Человек в космосе –
это смерть
косности,
это жизнь –
каждому
с молодой жаждою!
Это путь
радугой
в голубой области!
Это мир
надолго
на земном глобусе.
Это жизнь
в будущем,
где нам велено.
Это взгляд
юноши
из страны Ленина.

Всех сердец
сверенность –
на его компасе.
Это –
наш первенец,
человек в космосе!

Чтоб осознать всё богатство события,
Надо в пилоте представить себя:
Это ты,
читатель,
из ритма обычая
Вырвался, пламенем всех ослепя;

Это ты, экономя в скафандре дыхание,
Звёзды вокруг ощущаешь, как вещи,
Это ты, это ты раздвинул заранее
Грани психики человечьей;

Ты - утратив чувство весомости,
Ангелом над телефоном паришь,
Ты - в состоянии нервной весёлости
Рядом приметил Гжатск и Париж...

И хоть бинокль высокого качества
Видит Землю во все люнеты,
Это тебе Земля уже кажется
Эллипсоидом дальней планеты,
А ты во Вселенной - один-
единственный,
Ты уже не Юрий - комета сама,
И пред тобой раскрываются истины
Такие, что можно сойти с ума!

Но ты не искринкой махнул
во Вселенную,
Тебя не осколком несло сквозь небо,
Луну ты можешь назвать Селеною -
И это совсем не будет нелепо:

От древнего Стикса до нашей Москвы-реки,
Вся устремившись в этот полёт,
Культура
всей человеческой
лирики
В дикости космоса
гордо плывёт.

И сколько бы звёзды тебя не мытарили,
Земляк ты наш перед целым светом,
"Земля" - твоя марка на инструментарии,
Но не ищи ты абстракции в этом:

С собою ты взял аппаратурою
Не только приборы своей страны,
Но и в мешочке землицу бурую -
Русскую пашню, весенние сны...

Высоко над радугой полушария
Ты в черноте изучаешь Солнце,
Ты отмечаешь линию бария,
Цифру вносишь в рубрику - "стронций".

Но милый светец избы на Смоленщине,
Но этажерка любимых книг,
Но брови той удивительной женщины,
Что пальцы ломает в этот миг,

Но дочки твоей шоколадная родинка,
Мать, породившая чудо-сынища -
Это родная земля, это Родина,
Этого ты и на Солнце не сыщешь!

Что может значить мирок этот маленький,
В стихиях стихий лилипутный уют?
Сквозь хладный Хаос
теплинки-проталинки
В ладонях душу твою берегут.

А в этой душе - города и селения,
Мир и любовь,
Октябрь и семья,
Чего и во сне не видит Вселенная:
Дорогу, космос: летит Земля!

Хочу постичь характер космонавта.
Сегодня он почти недосягаем,
Но, может быть, обычным станет завтра.
Хочу постичь всё —
Вплоть до пустяка я.
Весь мир его улыбкой очарован.
И все сомненья сведены к нулю.
В его лицо я вглядываюсь снова
И сверстников по взгляду узнаю.
Как просто всё и как же всё не просто,
Когда приходит в сердце торжество.
И родина, умчавшаяся в космос,
Чтоб не оставить сына одного.
Он ни на миг не разлучался с нею.
И близостью её он был силен.
Мы тоже стали на земле сильнее,
Когда на Землю возвратился он.
О, как бы мне всё объяснить хотелось —
И твёрдость, и застенчивость его...
Хочу понять, где начиналась смелость,
А где её сменило мастерство.
Хочу постичь характер космонавта,
На мир взглянуть хочу его глазами.
Что было первым - сказка или правда?
И где объединило их дерзанье.
Что в сердце от природы,
Что от жизни?
Какая капля начинала море?
И как они любили и дружили?
И он - и те, уже известных трое.
Смотрю, смотрю в его лицо простое
И обрываю рассуждений нить.
Вот так, как он,
Лишь только так и стоит
Всю жизнь прожить —
Как космос покорить.

Полёт, как песня, вдохновенный, 
Заря космического века... 
В груди загадочной вселенной 
Забилось сердце человека. 

Во мгле космической тобою 
Дороги звёздные открыты. 
Тебя мы нашею мечтою 
Все выводили на орбиту. 

На подвиг все имеют право, 
И каждый жил мечтой одною: 
Весь путь от старта и до славы 
Плечом к плечу пройти с тобою. 

У нас бы выдержали нервы, 
Нашлись бы мужество и силы.. 
Мы верим, что в ракете первой 
Нам просто места не хватило! 

Пусть дышится Гагарину легко,
Пусть мчится сквозь закаты и рассветы...
Никто и никогда так далеко
Не отрывался от родной планеты.
Он мужеством Отчизны наделён,
Он бросил неизведанному вызов.
Никто и никогда ещё, как он,
Вдруг всей Земле не становился близок.
Товарищ наш вернулся полный сил!
Он - высший взлёт штурмующего века -
Сердца народов он объединил
Великой гордостью за человека!

Далёкие туманности клубя,
Всей красотою необыкновенной
Вселенная глядела на тебя,
И ты глядел в лицо Вселенной.

От угольно-холодной черноты,
От млечных вьюг к людской согретой были,
Советский человек, вернулся ты,
Не поседев от звёздной пыли.

И Родина приветствует тебя,
И человечество стоит и рукоплещет,
И, спину непокорную горбя,
Вселенная к тебе склонила плечи.

Взлёт за взлётом сотрясали воздух.
Человек сказал: - Теперь - я сам!
И в минуту ближе стали звёзды
к юношеским радостным глазам.
И в минуту все тысячелетья
замкнутости жизни на Земле 
кончились полётом на ракете -
на могучем нашем корабле.
У приёмников толпились семьи,
начался необычайный век -
в те минуты Солнечной системе
душу дал советский человек.
Дальним маяком сверкнул Меркурий,
Солнце грело корпус корабля,
а Земля все спрашивала: - Юрий,
Юрий, как ты чувствуешь себя?
Проверяла сердце, чёткость пульса,
а когда герой помчался к ней,
слово гордой радости: - Вернулся! -
стало лучшим словом всех людей!

На башнях древнего Кремля
Светился звёзд рубин.
Ждала торжественно Земля,-
К ней возвращался сын,

Её любимец и Герой,
Впервые побывав
Там, за невидимой чертой
Всех граней и застав.

- Ну что ж, пора,- он быстро встал,-
Приехали домой.-
И тут же одеваться стал,
Спокойно-деловой.

И грянул марш из тысяч труб,
Лишь он успел шагнуть
На ту дорожку по ковру,
На вечной славы путь.

Он шёл, и миллионы глаз
Следили из дали
За ним, кто в космос в первый раз
Шагнул с родной Земли.

И среди всех родная мать,
И строже и нежней,
Смотрела, ну ни дать ни взять,
Как в пору давних дней,

Когда ещё мальчонкой он
У ног её сновал...
Он шёл, а мир со всех сторон
Ревниво наблюдал.

Заметила лишь мать одна
Развязанный шнурок,
Всем сердцем вспыхнула она:
- Да как же ты, сынок?

Ты что же, Юрушка родной,
Да как же это так?..-
А он дорожкою цветной
Держал гвардейский шаг.

Там, за спиной,- сто восемь тех
Космических минут...
И встал он на глазах у всех,
Свой путь окончив тут.

Завязан снова был шнурок,
Да он и не мешал.
И только мать: 
- Ты что ж, сынок,
С шнурком-то оплошал?

Он улыбнулся ей в ответ,
Шепнул: 
- Видать, я впрямь
Глаз материнских зорче нет,
Прости, не знаю сам...

Так, мать улыбкой веселя,
Был счастлив человек,
И ту улыбку вся Земля
Запомнила навек.

Что сон?!
Фантазия!
Наитье!
Но станет жизнь вдвойне ясна,
Когда реальное событье
Ворвётся продолженьем сна.

Гагарин!.. Юрий!..
В счастье плачу,
Как будто двадцать лет спустя,
Отбросив тяжесть неудачи,
Взлетела молодость моя,
Все близко сердцу.
На планеты
Как будто я и впрямь летал.
Скажи, горячего привета
Мне там никто не передал?

И не стыжусь,
И не краснею,
Что ты, свершая свой полёт,
На двадцать лет пришёл позднее
И на сто лет уйдёшь вперёд.
Мы люди разных поколений,
Но на дороге голубой
Я рад всем точкам совпадений
Моей судьбы
С твоей судьбой.

Чем круче хлеб,
Тем жизнь упорней.
Я рад, что мы с тобой взошли
От одного большого корня
Крестьянской матери-земли.
Деревня,
Школа,
Логарифмы,
Литейка,
Лётная пора.
Все было схожим, даже рифмы
На остром кончике пера.
Мы жили словно в дружной паре,
Точнее - шли мы следом в след.
Я просто Горин,
Ты Гагарин,
Но двадцать лет
Есть двадцать лет!

Недаром же,
По воле века,
Приход достойных торопя,
Меня испытывала Вега,
Чтоб не испытывать тебя.
Чтоб волю дать твоим дерзаньям,
Когда ты рос, как все, шаля,
Меня подвергла испытаньям
В те дни тревожная Земля.

Чтоб, дерзкий,
Ты взлетел с рассветом
И возвратился в добрый час,
Мы все стерпели, но об этом
Я поведу другой рассказ.
Я расскажу иными днями,
В словах по сердцу и уму,
Какими трудными путями
Мы шли к полёту твоему...

Мне ровно двадцать.
Мне такие лета,
как было двадцать лет тому назад.
А над Москвой -
высокие букеты,
апрельский лепестковый звездопад.

И непривычность имени Гагарин 
звучала как названье высоты,
какую приоткрыл смоленский парень, 
ровесник водопьяновской звезды.

Я чувствовал дыхание планеты
в колоннах молодого торжества,
и мне казалось:
после Дня Победы
такого дня
не видела Москва.

И то, что после,
то, что будет дальше,
что нам подарят новые года,
решит неразрешимые задачи,
но праздничней не станет никогда.

Другие парни выйдут на орбиту 
под звёздами раскрученных высот, 
и той улыбки подвиг незабытый 
на их судьбе задумчиво блеснёт.

Мы полюбили навсегда того,
Кто первый пролетел средь звёздных далей,
Кого мы жадно слушали и ждали,
Чьё возвращенье - света торжество.
Мы полюбили навсегда того,
Чей взлёт - надежда наша и победа,
Кто звёздам все мечты Земли поведал,
Чье возвращенье - мира торжество.
И любим синь родную небосвода,
Луну, что в эту ночь наверняка
Оденет ради праздника шелка...
Но ты, Земля, отчизна всех народов,
Милей всего, любима на века!

Тобою восхищён весь шар земной.
Свою любовь и радость вечной данью
Тебе он дарит, первый космонавт.

Не чудо - подвиг твой.
В нём люди видят правду.
И я сегодня думаю о нём.

Учёными исполнены мечты
И сокровенные желанья наши,
Пришедшие к нам от далёких предков.

Подумать - стали звёзды и Луна
Для нас навеки добрыми друзьями.
Подумать - недалёк тот день, когда
Мы ступим на Луну, помчимся к звёздам.

Всё это - вести завтрашнего дня,
Что светится нам, как твоя улыбка.
Нам радость обещает шар земной,
Усыпанный весенними цветами
В честь твоего чудесного полёта,
Невиданной победы, космонавт.

Валя! Ты ведь моя ровесница,
И ничего, что мы не знакомы.
Каждый день - как ступенька лестницы
Нашего общего светлого дома.

Я слышала, как над тобой прозвенело,
Над заревом глаз, над смущёнными косами,
Забилось в груди, заболело, запело:
"Человек в космосе! Человек в космосе!"

Человек... 
Самый родной для тебя человек!
Пространство пред ним расступилось покорно,
А ты его знаешь по трепету век,
По нежности рук, по спокойной походке.

Тебе, как и мне, сообщает ТАСС
Это короткое: "Всё в порядке".
Но лишь у твоих ожидающих глаз
Навек приживётся тревожная складка.

Какая же трудная должность - жена!
Тот счастлив навеки, кто груз её поднял.
Его проводить ты и встретить должна,
Не зная, когда он уходит на подвиг.

Но знаешь ли ты, что сегодня с утра
Семьёю твоей человечество стало,
Отныне ты каждому в мире сестра,
Живая и близкая, без пьедестала.

Земля для тебя раскрывает цветы,
И небо сейчас - для тебя голубое,
И каждый тебя называет на "ты",
Волнуясь и радуясь вместе с тобою.

Нет, я не стыжусь ни восторгов, ни слёз!
Я знаю, что в космосе видел Гагарин
Набухшие почки апрельских берёз
И видел тебя вместе с Леной и Галей.

У женщины русской такая судьба,
Что мерой особой любовь её мерьте:
За светлое будущее борьба
Любви открывает дорогу в бессмертье!

В одном театре, в тёмном зале,
неподалёку под Москвой
тебя я видел вместе с Валей,
ещё женой, уже вдовой.

И я запечатлел незыбко,
как озаренье и судьбу,
и эту детскую улыбку,
и чуть заметный шрам на лбу.

Включив приёмник наудачу,
средь волн эфира мировых
вчера я слушал передачу
кружка товарищей твоих.

Они, пробившись к нам сквозь дали,
не причитали тяжело,
а только медленно вздыхали,
как будто горло им свело.

И эти сдержанные вздохи
твоих подтянутых друзей -
как общий вздох одной эпохи,
как вздох морей и вздох полей.

Я видел сквозь туман московский
как раз тридцатого числа,
как тяжкий прах к стене Кремлёвской
печально Родина несла.

Ты нам оставил благородно,
уйдя из собственной среды,
большие дни торжеств народных
и день одной большой беды.

Я спустился сквозь облако перистое,
и оказалось – герой…
Выпало мне первенство –
первым мог быть и второй.
Слава была подлинная,
славы было полно,
но следующего подвига
мне не суждено.
Меня охраняют от гибели,
живого отлили в медь.
Я тяготения имени
не в силах преодолеть…
Неужто почётным праведником
показываться в толпе
и стариться памятником
самому себе? –
речи, приёмы, застолья
на весь отпущенный век…
Но я ведь не только история,
я живой человек!
Простите меня, начальники,
Родина и народ,
позвольте вы мне нечаянный
ещё хоть один полёт!
Полна моя молодость истиной,
что верить нельзя в предел…

Не вынес я славы пожизненной.
Я жить перед смертью хотел.

Безгласный, он застыл на смертном ложе,
Свершив по жизни путь недолгий свой.
А сердце и не хочет и не может
Смириться с этой вестью роковой.
	
Я вспоминаю в этот день печальный,
Как, сказку воплотивший наяву,
Счастливый, гордый встречей триумфальной
Вернулся он из Космоса в Москву.
	
Изведать радость взлёта в Космос снова
Лелеял он в душе своей мечту.
И, смелый сокол, к подвигу готовый,
Он жадно устремился в высоту.
	
И смерть... Удар безжалостный и грубый...
Но не затмит горючая слеза
Свечение улыбки белозубой
И озорные, дерзкие глаза.
	
И навсегда останется нетленной
Среди племён, живущих на Земле,
Любовь к тому, кто на простор Вселенной
Ушёл с Земли на первом корабле.	       

Так больно, что не плачу, не рыдаю.
ты жил во мне как самый близкий, свой,
не потому, что слава мировая,
а потому, что парень мировой.

Такой родной, как летний марш "Всё выше"
над праздничной, ликующей Москвой.
И скорбной.
...арин.
...гарин.
Я не слышу.
Ведь для меня ты больше, чем живой.

Земную славу ханжески не прятал,
а нёс её, ворочал на плечах,
так нёс её, тяжёлую, что рядом
никто совсем того не замечал.

Теперь она размечена по числам.
Живое отливается в металл.
Музея из тебя не получилось.
Ты лётчиком остался.
Ты летал.

Есть тайны неба. И случилось что-то.
Стою перед воронкою, скорбя.
Держу в руке осколок самолёта -
холодный сплав дюраля и тебя.

Твой МиГ тонул, впервые обессилев,
впервые неподвластен и тяжёл.
Ты к миру вышел из берез России
и под берёзу русскую ушёл.

Твой МиГ тонул. И, землю пробивая,
он вызвал к свету родничок живой,
и кровь твоя, навеки молодая,
течёт сейчас в артерии земной.

Бьёт родничок, и озерко возникло.
Берёзки в нём вершинами сошлись.
И все цветы, что на земле поникли,
в нём отражённо улетают ввысь.

Как шум шагов в Краснознамённом зале,
там ходит ветер, травы теребя.
Мы видели в цветах твои медали,
но мёртвого не видели тебя.

Покуда землю обнимает солнце,
Гагарин с нами, негасимый, наш -
ведь в каждом беспокойном комсомольце
он продолжает свой партийный стаж.

И пусть не всем космические бури
и небушка крутая благодать,
но будет вечно чистый образ Юры
безумство храбрых ввысь благословлять!

И я храню апрельскую листовку.
и внукам, как святыню, передам.-
пусть прикоснутся к радости "Востока"
и к обожжённым болью временам.

...Тихо, люди. Наступает это.
Он уходит за особенный порог.
Все военные, все летчики планеты,
козырьки надвиньте -
и под козырёк.

Наступает, надвигается минута.
Площадь Красная - туда не подойдёшь.
Только залпы слышу главного салюта.
дрожь земли и тихий первый дождь.

Не какого-то Икара-фаталиста,
не безудержно-слепого игрока -
мы сегодня провожаем коммуниста
в завоеванные подвигом века.

Все естественно, по мнению летящих,
Авиация нещадна, как война.
Только солнечно-красивых, настоящих
забирает, ненасытная она.

Плачет мама. Сын не ступит за калитку,
не порадуется с батькой на поля.
Озарённая Гагаринской улыбкой,
голубая, будет вечно плыть Земля!

Плачет Валя, будто в чем-то виновата.-
не отвадила от неба, не смогла.
 
...Русый парень, по-гагарински крылатый.
улыбается на плоскости крыла.

-  Что ж вы Юру не уберегли? - 
спрашивал Коненков у начальства. - 
Потеряли ласковость Земли... 
Жить бы Юре
	людям всем на счастье.

-  Как же было уберечь его, 
коли он такой рисковый парень, 
коль такому мало одного
подвига.
Гагарин был Гагарин.

И взметнулись остро из-под век 
карие,
	задорно-молодые, 
и вздохнул огромный человек:
-  Да, смоленские -
		мы все такие...

Юрия Гагарина машина -
Рядовой
Обычный
Самолёт.
Расскажи нам,
Птица,
Расскажи нам,
Как летать учился
Твой пилот?
Ты на ус немало
Намотала
Из его
Космической судьбы...
Жаль - ещё такого
Не бывало:
Чтобы интервью взять
У металла...
Птица, птица...
Если б да кабы...
Расскажи, пожалуйста,
Поведай.
Хочешь,
Перейду с тобой на "вы"?
Птица, птица...
Как с ней не беседуй,
Словом не обмолвится,
Увы.
Пьедесталом скованная
Птица.
Снится по ночам тебе?
Не снится?
Видится
Космическая высь?
Будем откровенны:
Не сердись.
Ты свое честь честью
Отслужила.
Ты покой достойно
Заслужила...
В космосе летят сегодня
Трое.
Поклоняюсь мужеству
Людей.
Но, пожалуй,
Не было б героев
Без твоей поддержки.
Без твоей.

-  Какой он в детстве,
			Анна Тимофевна?
-  Он был, он был... - задумалась она, -
как звёздочка, - ответила напевно
и снова замолчала у окна.

Он был... Он был...
		Я тоже вспоминаю. 
В его чертах отсутствовала ложь 
и вечность обозначилась такая, 
что долго на земле не проживёшь.

Ему не станет жестом поминальным 
или бенгальским временным огнём 
признание, что был он гениальным, 
поскольку подвиг воплотился в нём.

Вы скажете, что вовсе не такой он, 
а был он прост, как этот белый свет. 
И всё же не посмотрите спокойно 
и равнодушно на его портрет.

Вся грустная повесть, как песня неспетая,
Лишь вспомню, и к горлу подкатится ком:
Я вижу: Гагарин летит над планетою,
С которой навек обвенчался витком...

Летит над полями - смоленскими, гжатскими,
Над малой речушкой и сельским прудом,
Над Русской равниной с могилами братскими,
Где в гулких просторах родительский дом.

И вновь вспоминается утро апрельское
И прерванный в школе последний урок,
И светлые слёзы учителя сельского,
Сдержать он которые так и не смог...

Прорыв тот, взорвавший планеты спокойствие,
Наделавший шума, смятенья в умах,
Явил, что не только покорность нам свойственна -
Высокий полёт и вселенский размах!

О, мудрость славянская с русскою удалью!
Тебе выстилали тропинки из роз
Базары Каира и улочки Суздаля,
Где в давние годы мужал я и рос.

Радушие встреч с хороводами, пением -
Впервые с тех майских победных времён
Народ мой за всё своё долготерпение
Сполна этим праздником был одарён.

Я счастлив: тогда и была мне подарена                            
Живая, не с телеэкранов и книг,
Такая родная улыбка Гагарина -
Далёкого детства счастливейший миг!

Планеты Земля стал он сыном прославленным,
Полпредом великой доселе страны,
И вновь отступал, огрызаясь затравленно,
Повсюду маячивший призрак войны...

Мы с ним одного были имени-племени,
Нас русские матери так нарекли.
Мы гордые дети великого времени,
Всё так начиналось! Мы столько б смогли...

Но дикая воля... Судьбы ли крушение...
Беда начала свой отсчитывать срок...
Однажды Земли одолев притяжение,
В тот день роковой одолеть он не смог...

Земля распахнула объятия преданно,
Секунду бы, две: лишь разверзнется мгла... 
Когда-то, пустив его в путь неизведанный,   
В обычный полёт отпустить не смогла...

Найдутся ль слова, как совет утешительный, 
Чтоб в жизни остаться на самом краю: 
Рвануть бы ему рычаги порешительней        
И вырвать у смерти секунду свою!...

Но взрыв покатился над Русской равниною,   
И ахнули Альпы, и вздрогнул Памир,           
И схлынули белые снеги лавинами,              
И замер в недобром предчувствии мир.

Глухая деревня, Смоленщина, Прага ли -
Услышали в штопор свалившийся вой,          
И девочки две безутешно заплакали            
В притихшем лесном городке под Москвой.

Старушка из рук уронила вязание,        
И сгорбился сразу, потупился, сник -    
И рикша в Бомбее, и негр в Танзании,    
И скрипнул зубами седой фронтовик...

В тот день я лишился святого наследства    
И, став сиротою, на всё был готов.       
Как будто в тот день схоронил своё детство, 
И жить не хотелось в семнадцать годов...

Секундами мёртвыми путь их был вымерен,     
И только рассеялся въедливый дым -        
Вдруг стало светлее в лесу под Владимиром  
И больше ещё одним местом святым...

Не верю, не верю, что смерть неминуема,   
Что сделала вечным высокий полёт.          
Читал уж сто раз про мгновенья последние,- 
В сто первый читаю, - а вдруг повезёт?!...

Здравствуй, мама. Сегодня вторник...
Значит, завтра уже пора...
Представляешь, мне утром дворник
Из соседнего крикнул двора
Что-то о неизбежности судеб
И о том, что пройдут года,
Но меня не забудут люди!
Я ему улыбнулся тогда...
А теперь вот совсем не спится -
Сердце гложет смятенье и грусть,
Знаешь, если беда приключится,
И обратно я вдруг не вернусь,
То не плачь о погибшем ты сыне,
Просто вспомни о том, что он
Больше жизни любил Россию
И её голубой небосклон!

Пусть звёзды опять нам назначат свидание, 
Мы слышим разряды космических вьюг... 
Ты с нами, ты с нами идёшь на задание, 
Первый, верный, единственный друг!

В лесах за Владимиром сосны столетние, 
И хмурое солнце под утро встаёт... 
Не будет, не будет полёта последнего -
Помнят люди твой первый полёт!

Тебя вспоминают Парижа окраины, 
Проспекты Москвы и рязанская рожь. 
А дети на свете играют в Гагарина, 
Значит, ты на планете живёшь!

Ты мир подружил с удивительной сказкою, 
Сияет улыбка, как зорька во мгле... 
От этой улыбки и доброй и ласковой 
Стало людям теплей на земле.

Всё ближе, всё ближе нам небо бескрайнее, 
И подвигам в жизни не будет конца. 
Восходит над миром Созвездье Гагарина, -
К правде, к свету стартуют сердца. 

Судьба твоя Россия, 
Над речкою ветла... 
Смоленская дорога, 
Что к звездам привела.

Смоленская дорога, 
Что к звездам привела, 
Мальчишечья улыбка 
Да мудрые слова.

Судьба твоя — Россия 
Да путь, что ты открыл... 
Как будто ты из сказки 
На Землю приходил.

Всё кажется, из сказки
на Землю приходил.
У неба отпросился, 
да отпуск кратким был...

Судьба твоя Россия, 
Да звёздные поля, 
да свежая могила 
У древнего Кремля.

Та ранняя могила 
У древнего Кремля, 
Да нежность всей России, 
Да песня соловья...

Судьба твоя Россия, 
И вьётся в даль светла 
Смоленская дорога, 
Что к звёздам привела.

Смоленская дорога, 
Что к звёздам привела... 
Мальчишечья улыбка 
да мужество орла. 

Память — не лёд
Зыбкий и тонкий,
Память живёт
Веками в потомках.
Ветры, дожди
Её не остудят...
Память — мост,
По которому ходят
Годы и люди.
Этот мост
В голубые просторы,
Не доски легли
На опоры,
Срубили не топоры —
Циолковского мысль,
Мечта о Вселенной,
О полётах
В иные миры.
Мост
длиною до звёзд —
Марс на той стороне
Голубой,
А на этой
Мозг Королёва
Ведёт
С перегрузками бой.
Тайны Вселенной
И ум человека
Шпаги скрестили
У двух полюсов
Формулы века
Вошли в невесомость,
Витками ложатся
На чаши весов.
Мост,
И звёздная плещет
Река,
Ладья в засветках.
Как на радаре,—
Плывёт в ней в космос
Лётчик полка
С именем русским —
Юрий Гагарин...

Апрель
В весеннюю радость
дверь,
В синюю свежесть
И в нежность
Окно.
Все земное
Апрелю дано.
Весны пробуждены:
И сердца волненье —
В апреле.
Первой травки
К солнцу порыв,
В любви объясненье
И Нежности взрыв —
В апреле.
Верность и память —
В апреле...
Я весны открываю
двери,
Вхожу —
Голова, не кружись!
Все ближе,
Все выше
Строкой проникаю
В Гагарина жизнь,
С Ним иду
По смоленской земле
Босиком.
С ветром спорю
И воздух глотаю
Столетий.
Поднимаюсь
Орлиной тропой
На крыле
И лечу
Голубым большаком,
Как на тройке
В карете...
А апрель
Открывает
Гагарину дверь:
Здравствуй, Юрий!
Поехали, что ли?
Застоялись
Небесные кони,
Заждались паруса
В Байконуре,
Ждут рассветы,
Витки ждут в лазури,
Небо ждет,
Оглушённое громом...
Попрощайся с Землёй,
Со Смоленщиной,
Звездным,
С любимой,
С дочурками,
С домом.
Обнимись с Королёвым,
В сердце возьми
Секунды и вечность:
Три...
две...
Одна...—
Миг,
И жизни твоей
Бесконечность!

Никогда не будешь ты состарен,
Юрий Алексеевич Гагарин!
Всё прошло: победы и ошибки,
жизнь твоя
осталась нам улыбкой -
высшей благодарностью людской,
молодой улыбкой колдовской.
Знаю я, что ты не дрогнул сердцем,
только в удивлении затих,
может быть, космическим пришельцем
ты себя почувствовал на миг...
Не вместило 
гордый дух пилота
крохотное тело самолёта,
по плечу - иные корабли!..
И когда земля скользнула зыбко,
то на месте этой грозной сшибки
солнечной
гагаринской улыбкой
вдруг родник
забил из-под земли!...

Посланник, который заговорил
на том языке, что ещё не познан,
Гагарин, послушайте: мы горим!
Но поздно

просить о пощаде, писать в ЦК.
Цикутой уже напоили лучших,
страну завещали отказникам
до путча;

мы отдали космос, и мир, и хлеб,
Гагарин, а как же на Марс хотелось!
Ведь вы с Королёвым могли без скреп
уделать

завистников, скептиков и глупцов.
Следила Земля, затаив дыханье
за тем, как становится мудрецом
механик,

как ангелом делается пилот,
несущий к созвездиям мысли вызов,
и время застыло в руке, как плод,
без ризы...

Без визы Вы стали на ты со всем,
что ныне у нас не ценней, чем ветошь,
простая душа средь небесных тел,
воспетый

мильонами уст бригадир стихий.
А ныне вернётесь, чем внуки встретят?
И гимн вроде тот же, но вот стихи...
То ветер

сменился, и новый у нас обком,
сценарии пишутся в Голливуде.
"А колокол, братцы, звонит по ком?"
- По людям.